Внешнеполитические кружева Реджепа Тайипа Эрдогана

Прибыв в непризнанную Турецкую республику Северного Кипра по случаю событий пятидесятилетней давности турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган  вновь порадовал мировую общественность эпатажными заявлениями о том, что поддерживает решение об образовании и признании двух государств на Кипре, считая, что игнорирование реалий на острове в Восточном Средиземноморье  заведет «в никуда». Турецкий лидер исключил возможность возобновления переговоров на основе плана тогдашнего Генсека ООН Кофи Аннана, который предлагал создать Объединенную Республику Кипр на основе федерации двух государств. После того как  Кипр вступил в Европейский союз,  Брюссель считает весь остров территорией ЕС, а турок-киприотов – гражданами ЕС. Глава Еврокомиссии Урсула фон  дер Ляйен также считает кипрский вопрос европейским и настаивает федеративном устройстве острова. 

Десятилетия переговоров, поддерживаемых ООН, не привели к воссоединению острова. Греция и греки-киприоты надеялись, что Эрдоган смягчит свою позицию. Но тот остается непреклонен. «Нельзя дважды искупаться в одной и той же воде. Игнорируя факты на острове, вы ничего не добьетесь. Мы считаем, что федеративное решение на Кипре невозможно», — сказал Эрдоган и добавил: «мы не видим возможности начать новый переговорный процесс на Кипре без установления равенства, при котором обе стороны сядут за стол переговоров как равные». 

Кроме того, турецкий президент обвинил греков–киприотов в намерении построить военно-морскую базу на юго-восточном побережье острова и заявил, что при необходимости Турция не будет отказываться от строительства своих военно-морских баз на Северном Кипре.  Высказывания Эрдогана еще больше осложняют усилия Генсекретаря ООН Антониу Гутерриша по возвращению обеих сторон за стол переговоров, которые, кстати, последний раз проходили в 2017 году. 

Внешнеполитические эскапады Эрдогана уже давно вызывают неоднозначную реакцию и на Западе, и на Глобальном Юге, и внутри самой Турции.  Чего только стоят его недавние обвинения в адрес администрации уже не кандидата в президенты США Джо Байдена  в соучастии в зверствах во время военной операции Израиля в секторе Газа, которые стали одними их самых резких критических замечаний в адрес Белого дома. Проактивная внешняя политика Анкары стала своего рода визитной карточкой Эрдогана и средством отвлечения внимания собственного народа от внутренних проблем. А жесткость его речей и провокационные поступки только создают прекрасный для этого антураж. 

Собственно ничего нового в поведении Эрдогана не происходит. Достаточно вспомнить прошлогодние президентские выборы. Над экономикой Турции сгущались тучи. Ее терзала инфляция, которая успела достигнуть 86%, в основном, из-за странной монетарной политики сохранения низких процентных ставок в качестве способа снижения потребительских цен. Февральские землетрясения, которые оставили в руинах территорию размером с Болгарию, вскрыли халатность при строительстве, коррупцию и отсутствие готовности властей к стихийному бедствию. Оппозиция от радости потирала руки, предчувствуя закат эпохи Эрдогана. Но он  не только выстоял, но и победил, благодаря тому, что не только раздувал пламя культурных войн, объявляя оппозицию угрозой для турецкой культуры и национальной безопасности, но и задействовал излюбленные внешнеполитические схемы, которые  укрепляли его  позиции среди избирателей в роли «спасителя нации от внешней угрозы». В это время  его  армия проактивно действовала в Сирии и бомбила курдов на севере Ирака, турецкие дроны вели боевые действия в Ливии, а отношения с Грецией в любой момент могли перерасти в военный конфликт. 

Сегодняшняя ситуация во многом напоминает прошлогоднюю, но только  с нюансами. Внутренне положение Эрдогана осложняется не только экономическими проблемами, но и провалом его Партии справедливости и развития (ПСР) на муниципальных выборах, которые в Турции рассматривают, как пролог президентской кампании 2028 года. Попробуем проанализировать влияние внутренних факторов на внешнюю политику Турции,  а заодно и понять: не потерялся ли турецкий лидер в лабиринтах созданной им же внешней политики.

Муниципальные выборы немуниципального масштаба

Накануне муниципальных выборов 31 марта в Турции многие эксперты и аналитики гадали над тем, как они повлияют на президентскую кампанию 2028 года. Надо отметить, что позиции правящей Партии справедливости и развития сильно пошатнулись еще в 2019 году, когда объединенная оппозиция победила в пяти из шести крупнейших городов страны: Стамбуле, Анкаре, Измире, Анталье и Адане. Исключением стала только Бурса. Поэтому власти Турции хотели взять реванш, чтобы укрепить свое положение и  устранить любую угрозу со стороны оппозиции на выборах-2028. 

Выборы 31 марта были важны еще и потому, что президент Эрдоган в середине марта неожиданно заявил: нынешняя кампания, в которой он принимал активное участие, всячески поддерживая кандидатов,— последняя для него. «Я работаю без остановки, и это для меня финал»,— сказал 71-летний политик, тем самым впервые обозначив, что не будет баллотироваться повторно на пост главы государства. Турецкий лидер при этом добавил, что выборы 31 марта «станут благословением для братьев, которые придут» после него. То есть голосование, возможно, еще и выявит потенциальных преемников на посту главы государства.

Впрочем, большинство аналитиков были не склонны верить господину Эрдогану. Как отмечал тогда турецкий оппозиционный канал NTV, если действующему президенту удастся вернуть под свой контроль Стамбул и Анкару, это, в конечном счете, может изменить расклад сил на общегосударственном уровне, внести раскол в ряды оппозиции и принести дополнительные голоса в парламенте Турции.  Весь фокус заключался в том, что доведя число своих сторонников в парламенте до 360 голосов,  он бы получил конституционное большинство, которое давало бы ему шанс на дальнейшее изменение конституции. В частности, на отмену статьи 101 — о том, что политик не имеет права занимать должность президента больше двух пятилетних сроков подряд. Еще один чисто гипотетический вариант — объявление досрочных президентских выборов. В таком случае, как гласит статья 116 Конституции, действующий глава государства имеет право баллотироваться еще раз. Но снова  встает вопрос конституционного большинства, для которого  Эрдогану не хватает 47 голосов. 

После референдума 2017 года Турция от парламентской формы правления перешла к президентской и Эрдоган получил полномочия, которые называют суперпрезидентскими. Он имеет право издавать указы, имеющие силу закона. Если парламент принимает закон на ту же тему что и президент, парламентский закон аннулируется. Эрдоган  сам назначает вице-президентов. Он не подотчётен парламенту страны.

Первой и, наверное, главной целью Эрдогана на этих муниципальных выборах стало взятие Стамбула и устранение его мэра Экрема Имамоглу с политической сцены.

Партия власти учла ошибки предыдущих выборов и выдвинула против действующего мэра молодого и амбициозного кандидата: 47-летнего Мурата Курума, экс-министра урбанизации и окружающей среды. Он приобрел большой политический вес во время операции по устранению последствий землетрясения 6 февраля 2023 года. Имя бывшего министра ассоциируется с госкомпанией TOKI, которая ведет строительство социального жилья по всей стране. Во время землетрясения ни один из домов, построенных TOKI, не разрушился — это укрепило авторитет госкомпании. Многие жители востока Турции стремятся получить квартиры именно в домах от этого подрядчика. Важно и то, что Мурат Курум курировал кампанию по обеспечению малоимущих граждан Турции социальным жильем. Кроме того, на посту министра окружающей среды он отвечал за ликвидацию последствий лесных пожаров в Манавгате и Мармарисе в августе 2021 года и наводнения в Кастамону в июне 2022-го.

Тема ликвидации последствий землетрясения стала одной из ключевых в предвыборной агитации партии власти. Подконтрольные власти СМИ  активно критиковали Экрема Имамоглу за невыполненные обещания перестроить жилищный фонд в Стамбуле, сделав город более сейсмоустойчивым. 

Между тем сам Имамоглу в своей кампании акцент сделал на масштабных инфраструктурных проектах. «За пять лет мы построили более 65 км метро, это больше половины из 122 км линий, построенных за последние 25 лет. Мы за пять лет сделали больше работы, чем они (представители правящей партии) за 25 лет, они сходят с ума от этого»,— подчеркивал политик. Господин Имамоглу также критиковал власти Турции за пренебрежение положением малоимущих и пенсионеров. «У них нет денег на потребности пенсионеров, но как только надо построить новый канал в Стамбуле, то средства находятся»,— отмечал градоначальник, имея в виду амбициозный проект по строительству канала, альтернативного Босфорскому проливу. Несмотря на то, что социологические прогнозы говорили о примерно равных шансах кандидатов, выборы закончились триумфом Имамоглу, который удержал пост мэра Стамбула и  набрал 51,14% голосов, в то время как кандидат от правящей партии Мурат Курум — 39,59%.  Победа в Стамбуле не только укрепила статус Экрема Имамоглу как лидера всей турецкой оппозиции. По итогам голосования 52-летний мэр Имамоглу превратился в самого мощного соперника президента Эрдогана и имеет все шансы на то, чтобы на выборах-2028 сместить с поста президента его самого или его преемника.

Кроме того, успех на выборах сопутствовал и оппозиционной Народно-республиканской партии, которая  получила большинство в 36 из 81 провинций Турции, в то время как соратники президента Эрдогана – лишь в 24. Оппозиция удержала под своим контролем крупнейшие города, в частности Стамбул, Анкару, Измир и добавила к ним Бурсу. Правящая ПСР окончательно превратилась в партию сельских жителей. «Это были первые местные выборы второго столетия. Обещаю вам, на первых общенациональных выборах второго столетия мы приведем к власти партию Ататюрка»,— прокомментировал итоги выборов председатель НРП Озгюр Озель. Он имел в виду, что партия была основана 101 год назад — ее в 1923 году учредил отец-основатель современной Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк. Общенациональные выборы, о которых упомянул Озель, назначены на 2028 год — это будут и президентские, и парламентские выборы.

Провал на выборах привел Эрдогана в бешенство. На следующий день он собрал экстренное заседание президиума правящей партии, на котором обсуждали причины неудач. Итоги выборов для власти были не утешительные и крылись не в том, что оппозиция представила народу какую-то полномасштабную экономическую программу или какую-то альтернативу. Нет. Люди поддержали оппозицию в знак протеста против действующего курса в экономике. Правительство потеряло миллионы голосов пенсионеров, недовольных низкими пенсиями. 

Минимальная государственная пенсия в стране составляет около 10 тыс. лир ($308,39), в то время как минимальная зарплата — 17 тыс. лир ($524,26), инфляция в феврале подскочила до 68% — это рекорд за последние полтора года. При этом стоимость коммунальных услуг подскочила для турок сразу в 1,5 раза, транспортных — в 1,8 раза. Продукты питания в Турции в марте подорожали в 1,7 раза, одежда и обувь — в 1,5 раза. Оставив разгребать завалы в экономике правительству,  Реджеп Тайип Эрдоган вновь пересел на своего внешнеполитического конька и «поскакал» отвлекать народ от экономических проблем и электоральных разочарований.

Капризный ребенок Запада

Эрдоган никогда не упускает возможности заявить о том, что в международных делах он руководствуется исключительно национальными интересами страны. Эта позиция приводит к постоянным осложнениям в отношениях с Вашингтоном — мини-кризисы в турецко-американских отношениях происходят с завидной регулярностью один раз в два-три года. С другой стороны, Турция является одним из ведущих членов НАТО, главным бастионом южного фланга альянса, глубоко интегрированным в военную и политическую инфраструктуру блока. Поэтому «праздники непослушания» неизменно сменятся демонстрациями лояльности трансатлантическому единству. И если Анкара, например, формально не присоединилась к антироссийским санкциям США, то турецкий бизнес вынужден в той или иной мере следовать этим ограничениям.

После президентских выборов 2023 года многие эксперты полагали, что внешнеполитический маятник Анкары качнется на Запад. В-первую очередь, из-за тяжелого экономического положения. Собственно первые признаки этого начали просматриваться.

Эрдоган стал чаще призывать Брюссель к возобновлению переговоров о вступлении в Евросоюз. Анкара перестала блокировать заявку Швеции на вступление в НАТО, после чего США сняли свои возражения по поставкам модернизированных истребителей F-16 — в феврале американский Конгресс дал зеленый свет на их экспорт в Турцию. Таким образом, Анкара окончательно отказалась от идеи приобрести у Москвы истребители Cу-35 и Су-57 в качестве альтернативы F-16, хотя турецкие чиновники в последние годы не раз высказывались о возможности такого варианта. Более того, Турция и США  активизировали  переговоры о возвращении Анкары в программу по производству истребителей F-35 при условии, что турецкая сторона откажется от российских зенитных ракетных систем С-400. 

Новых прорывных договоренностей ожидали от визита Эрдогана в Вашингтон.  Однако  по невыясненным причинам он был отложен на неопределенный срок. В турецком МИДе использовали обтекаемую формулировку о том, что «диалог на высоком уровне» с целью подготовки визита будет продолжаться. Вместо визита и встречи с президентом США Джо Байденом он обвинил его и Белый дом в соучастии в зверствах во время военной операции Израиля в секторе Газа и обрушился с критикой на Соединенные Штаты и других союзников по НАТО, которые, по его словам, «разжигали огонь» конфликта в Украине. 

Эрдоган пояснил, что у него имеются принципиальные разногласия с Байденом и Белым домом по целому спектру вопросов. «У нас разные взгляды на права человека. Мы считаем, что зверское убийство Израилем невинных людей в больницах, куда они отправляются на лечение, в машинах скорой помощи, на рынках, в центрах распределения гуманитарной помощи и в районах, определяемых как безопасные, является грубейшим нарушением прав человека», — заявил президент Турции. «Однако администрация США игнорирует эти нарушения и оказывает Израилю максимальную поддержку. Они делают это за счет соучастия в этих нарушениях», — добавил он. 

На саммите НАТО в июле текущего года Эрдоган вновь эпатировал партнеров по альянсу, заявив: «Будучи членом НАТО, мы не считаем проблемой взаимодействие со странами ШОС, БРИКС, Европейского союза или Организации тюркских государств», — отметил турецкий лидер, подчеркнув, что сотрудничество Анкары с упомянутыми объединениями «способствует миру во всем мире». Таким образом, Эрдоган в очередной раз продемонстрировал, что политика балансирования Турции между разными державами и межгосударственными объединениями остается ее внешнеполитическим приоритетом. Турецкий лидер в очередной раз продемонстрировал, что  не придерживается какого-либо внешнеполитического курса, он ищет возможности для усиления Турции во внешней политике и экономике. Он как купец, который  торгует там, где это выгодно, используя главное преимущество Турции – ее географическое положение на стыке Европы и Азии.

В НАТО про Турцию говорят — enfant terrible (капризный ребенок). Имея вторую по численности армию в НАТО, Анкара  ведет себя в рамках этой организации весьма обособленно. Отчуждение Турции от НАТО достигло своего апогея в 2017 году, когда страна купила у России ЗРК С-400, вопреки заявлено воле членов НАТО, особенно США. В ответ США вычеркнула Анкару из программы поставки истребителей F-35, за которые Турция уже заплатила, что стало беспрецедентным  шагом среди союзников. После полномасштабного вторжения России протии Украины президент Турции не только высказался против санкций в отношении России, но и активно пытался их обойти. И наконец, Турция долгое время  в силу разных причин сопротивлялась вступлению в Североатлантический альянс Финляндии и Швеции. К этому можно добавить, что недовольство Турции Западом имеет и другие источники.  Это и поддержка Вашингтоном сирийских курдов и споры Турции и ЕС по поводу конфликта в Восточном Средиземноморье — две основные проблемы. Запад, со своей стороны, не согласен с военными операциями Турции в Сирии, ее буровыми работами в спорных водах и военным позиционированием в Восточном Средиземноморье.

После многих лет застоя в отношениях с Турцией Евросоюз, по всей видимости, захотелвдохнуть них новую жизнь. Захотел не вдруг, а озаботившись опасениями, что слишком долгое маринование Анкары в брюссельском предбаннике в ожидании приёма в ЕС может пагубно сказаться на перспективах стабильной обстановки в Восточном Средиземноморье, да и на европейском единстве в целом. Там решили – нужны новые позитивные стимулы. Тем более что Турция – важный союзник по НАТО, и Брюссель хотел бы поддерживать её в дружественном тонусе. 

И вот по итогам заседания Европейского Совета 17-18 апреля, где прошли «стратегические дебаты по отношениям ЕС-Турция», был послан сигнал: главы государств и правительств ЕС заявили о своей заинтересованности в развитии «сотрудничества и взаимовыгодных отношений» с Турцией и пригласили её к «конструктивному участию» в продвижении этой повестки. Акцент на «конструктивность» был не случаен, поскольку отношения между Брюсселем и Анкарой уже много лет остаются, весьма сложными. 

Хотя Турция является страной-кандидатом в Евросоюз и важным стратегическим партнером ЕС не только в экономике, но и в таких областях, как миграция, борьба с терроризмом, климат, вопросы здравоохранения и ряд региональных проблем, её нахождение на периферии «европейской семьи» явно затянулось. Среди нынешних стран-кандидатов Турция дольше всех пытается вступить в Евросоюз. Напомним, что ещё в 1963 году ЕС (тогда ещё Европейское экономическое сообщество) и Турция подписали соглашение об ассоциации, также известное как Анкарское соглашение, открывавшее путь к экономической и политической интеграции. В 1999 году Турция получила статус страны-кандидата в Евросоюз, но смогла начать переговоры о вступлении в ЕС лишь в 2005 году. Однако так и осталась на долгие годы «за бортом». Эти переговоры в июне 2018 года окончательно зашли в тупик.

И вот был объявлен очередной «раунд надежды». Но и на этот раз речь о непосредственном вступлении в ряды стран ЕС пока не идёт. По мнению Брюсселя, у турецких властей по-прежнему никак не получается уложиться в стандарты общеевропейского понимания таких основополагающих сущностей, как демократия, независимое правосудие, верховенство закона и основные права человека. Не секрет, что президента Реджепа Тайипа Эрдогана в Европе постоянно обвиняют в авторитарной политике, подавлении оппозиции, свободы прессы и конфликте с турецким гражданским обществом, что, на взгляд европейских лидеров и депутатов Европарламента, никак не совместимо с членством в ЕС. И конечно там не забыли беспрецедентное давление Эрдогана, которое тот оказывал на саммит НАТО в 2023 году, когда пытался увязать своё согласие ратифицировать приём Швеции в Альянс с готовностью Брюсселя возобновить открытые переговоры о выступлении в Евросоюз. В политике такое обычно не оставляют без последствий. Помимо этого, давним камнем преткновения остаётся и кипрский вопрос.

Репутация Эрдогана и его режима в глазах Брюсселя не стала лучше и после его переизбрания на президентский пост в 2023 году, а также недавних турецких местных выборов в начале апреля. Более того, после его переизбрания лидер ведущей в Европарламенте (ЕП) Европейской народной партии Манфред Вебер высказался за прекращение процесса вступления Турции в ЕС. «Мы должны отложить этот процесс, потому что он больше блокирует лучшие отношения, чем поддерживает их», — заявил Вебер. Он высказался тогда за «общий перезапуск отношений между ЕС и Турцией на реалистичной основе» в пользу тесного партнерства, а не приглашения Анкары в ряды сообщества. Примечательно, что мнение Вебера, как выяснилось, разделяют многие фракции ЕП. 

И в Страсбурге, и в Брюсселе пытаются найти альтернативы тому, как могут выглядеть отношения с Турцией в будущем. Сейчас ЕС является крупнейшим торговым партнером Турции, а Турция является седьмым по величине торговым партнером ЕС. В 2022 году товарооборот между ними составил 198,1 млрд. евро, что составляет 3,6% от общего объема внешней торговли ЕС. Кроме того, Турция как страна-кандидат получает финансовую поддержку от ЕС в рамках «Инструмента помощи перед вступлением» (IPA) и «Европейского фонда устойчивого развития плюс». Полученные по этим программам суммы исчисляются миллиардами евро. Как видно, на экономической ниве дела идут куда оптимистичнее, чем в политической интеграции. 

Что же изменилось во взглядах еврочиновников? Утвердительный ответ на этот вопрос, конечно же, связан не с репутацией Эрдогана и его режима власти. В Европе настолько обеспокоены тревожными геополитическими процессами на континенте и вокруг него, что пришли к выводу, что настало «время собирать камни». Это важнее. Война в  Украине и в Закавказье, война Израиля с ХАМАС и угроза её эскалации с участием Ирана, горячая ситуация в Сирии, Ливии и Судане и непрекращающиеся потоки беженцев в Европу — всё это заставляет руководство ЕС заняться выработкой новой политики безопасности и расширять круг своих союзников. И в этом плане Анкара сегодня нужна Брюсселю, похоже, больше, чем он ей. 

Но партнёр это, как отдают себе отчёт в ЕС, очень сложный и с самостоятельным видением происходящего в мире. Нынешнее сближение ЕС и Турции Евросоюз пытается увязать с возобновлением переговоров  по решению кипрской проблемы и «достижением прогресса в этом вопросе». Комиссия ЕС также подчеркнула, что некритическая позиция Турции в отношении ХАМАС противоречит позиции Евросоюза, который рассматривает эту радикальную палестинскую организацию как террористическую. Но, зная давнюю позицию Эрдогана и разрушительные действия Израиля в Газе, непонятно, на какую «конструктивность» здесь рассчитывала европейская дипломатия.

В Анкаре на такие условия Брюсселя ожидаемо отреагировали резко и с возмущением. Турецкий МИД заявил 18 апреля, что «Турция никоим образом не примет» подход, который связывает прогресс в отношениях страны с ЕС с кипрским вопросом. Как подчеркивается, «следует отказаться от образа мышления, который сводит сложные отношения между Турцией и ЕС к кипрскому вопросу. Впрочем, Анкара подтвердила, что по-прежнему заинтересована в членстве в ЕС. «Однако мы отвергаем избирательное ограничение двустороннего сотрудничества определенными сферами. Наш диалог с ЕС будет взаимным и будет зависеть от темпов, уровня и масштабов подхода ЕС к Турции в предстоящий период», — говорится в заявлении турецкого МИД.

Исключительно важным в Брюсселе считают продолжение сотрудничества Евросоюза и Турции в борьбе с нелегальной миграцией. Стоит напомнить, что в 2016 году, в разгар миграционного кризиса, Евросоюз договорился с Эрдоганом о том, что Турция будет принимать у себя нелегальных мигрантов без шансов на убежище, направляющихся в Европу по южному маршруту (в основном через Эгейское море в Грецию и на Балканы). Чтобы поддержать Турцию, ЕС создал фонд с финансированием в 6 миллиардов евро. С той поры Турция приняла около 4 миллионов человек из беспрецедентного притока мигрантов, ищущих убежища от ближневосточных и африканских конфликтов. Но как показало время, соглашение всё же работало не слишком эффективно, и нелегальная миграция в Европу процветала. В 2020 году из-за обострения ситуации в Сирии Турция не раз открывала свои границы для арабских беженцев, стремящихся на Балканы. Теперь ЕС надеется на обновление соглашения. На период с 2021 по 2023 год для продолжения этой миссии было выделено еще 3 миллиарда евро. Привлекательным фактором для Анкары могла бы стать либерализация визового режима с ЕС. Диалог на эту тему был начат ещё в 2013 году. Тогда даже была разработана дорожная карта с 72 контрольными показателями, которым Турция должна соответствовать, чтобы достичь безвизового режима поездок. Но этот процесс не был завершен и тоже заморожен.

Главным двигателем нынешней инициативы Евросовета по Турции стал Берлин, который демонстрирует высокую заинтересованность в поддержании связей с Анкарой. В отношениях Турции с ЕС Германия занимает особое место как крупнейший в Европе торгово-экономический партнёр Анкары, а также страна, где постоянно проживают около 3 млн. турок. Это самая многочисленная национальная диаспора в ФРГ, и она больше, чем где-либо ещё за пределами Турции. Причём среди этих турок 1,5 миллиона имеют немецкий паспорт и обладают избирательным правом. Эту диаспору в Анкаре всегда рассматривали как свой важный зарубежный электоральный резерв, поскольку немецкие турки в большинстве своём консервативны и на всех турецких выборах традиционно выказывают поддержку правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и лично Эрдогану. А сам Эрдоган никогда не скрывал, что именно в Германии видит ключ к дверям в Евросоюз.

Некоторые эксперты считают, что заявлениями о вступлении в БРИКС и ШОС Анкара хочет устроить торг с ЕС. Это такой метод давления и шантаж ЕС, мол, вы не принимаете нас в ЕС, мы пойдем в БРИКС. Надо сказать, что после многих лет застоя в отношениях с Турцией Евросоюз захотел, похоже, вдохнуть них новую жизнь. Захотел не вдруг, а озаботившись опасениями, что слишком долгое маринование Анкары в брюссельском предбаннике в ожидании приёма в ЕС может пагубно сказаться на перспективах стабильной обстановки в Восточном Средиземноморье, да и на европейском единстве в целом. Там решили — нужны новые позитивные стимулы. Тем более что Турция – важный союзник по НАТО, и Брюссель хотел бы поддерживать её в дружественном тонусе.

Однако германо-турецкие отношения при президентстве Эрдогана никогда не были простыми, особенно в последние годы на фоне миграционного кризиса в Европе. Его официальный визит в ноябре прошлого года в Берлин, первоначально ожидавшийся как возможный шаг к перезагрузке отношений, оказался не очень-то удачным и выявил множество противоречий сторон. Их диалог не стал ни знаковым, ни прорывным. Кроме того, он совпал по времени с событиями израильской операции в секторе Газа и был омрачён резкими политическими заявлениями Эрдогана в поддержку ХАМАС и критическими выпадами против Израиля как «государства-террориста», которые в ФРГ посчитали неприемлемыми. 

Тем не менее, Эрдогану организовали тогда в Берлине почётную встречу в соответствии с нормами большого протокола и помимо переговоров с канцлером ФРГ Олафом Шольцем его принял в своей резиденции Бельвю президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер. Свое ответный визит в Турцию Штайнмайер начал не со столицы, а со Стамбула, где встретился с представителями гражданского общества и недавно победившим на муниципальных выборах мэром города Экремом Имамоглу, крупнейшим внутриполитическим противником Эрдогана. В этом факте СМИ усмотрели определённый знак: «Штайнмайер приехал всего через несколько недель после местных выборов в Турции, значение которых вышло за рамки местных», и на которых «избиратели преподали президенту Эрдогану урок»: впервые в своей истории его исламская консервативная ПСР больше не была самой большой силой в стране, а победу во многих важных городах одержала крупнейшая оппозиционная сила страны – Народно-республиканская партия. 

Первой встречей с Имамоглу Штайнмайер, мол, посылает сигнал о том, что Берлин уже смотрит на период после Эрдогана. После неожиданного поражения правящей партии ПСР, оппозиционный политик стал надеждой оппонентов Эрдогана больше, чем когда-либо. Штайнмайер критиковал турецкого президента  в отношении соблюдения прав человека, и демократических свобод,  гонений на оппозиционных журналистов. Были и другие неприятные темы, главной из которых стало полное расхождение мнений сторон по поводу войны Израиля и ХАМАС в секторе Газа. Эрдоган продемонстрировал, что ни на йоту не изменил своей позиции, высказанной в ноябре в Берлине. Он по-прежнему рассматривает ХАМАС как освободительную организацию. Более того, непосредственно перед приездом Штайнмайера на выходных президент Турции принял главу внешнеполитического ведомства ХАМАС Исмаила Ханию, что почти все эксперты расценили как демонстративный вызов немцам.

Визит президента ФРГ лишний раз показал, что экономическое сближение Анкары с Берлином, а следом и со всем Евросоюзом сегодня по-прежнему имеет куда больше перспектив, чем политическое. В последнем случае до реальной интеграции явно далеко. В целом, вместо полноправного членства Турции в ЕС в обозримом будущем можно говорить лишь о модели привилегированного партнерства. И в Анкаре это прекрасно осознают. Там по-прежнему не видят необходимости связывать свою свободу действий условиями и правилами Евросоюза, хотя не прочь воспользоваться выгодами от сотрудничества с ним и от своего европейского выбора не отказываются. У Анкары появляется все больше уверенности в своей высокой востребованности для Брюсселя в качестве особого рода антикризисного менеджера – будь то потоки беженцев, война в Газе или в Украине. И, похоже, такая роль могла бы устроить президента Эрдогана и поднять самооценку Турции.

Региональное лидерство

Без сомнения Реджепу Тайипу Эрдогану удалось стать важным  региональным игроком, способным вызывать одни кризисы и разрешать другие. Безусловно, лидерство предполагает обеспечение региональной стабильности в ключевых для лидера регионах, в случае Турции — в регионах Восточного Средиземноморья, Черного моря и Ближнего Востока. Но текущие национальные интересы, как их понимает турецкое руководство, нередко подталкивают Анкару к игре на обострение. Вспомним хотя бы соглашение между Турцией и Ливией (в лице Правительства национального согласия) по разграничению зон юрисдикции в Средиземном море, подписанное в конце 2019 года и вызвавшее столь бурную негативную реакцию со стороны всех соседних стран. Турецкое военное присутствие в Сирии также далеко не всеми воспринимается как фактор укрепления стабильности в регионе.

Важным направлением внешней политики Эрдогана является Ближний Восток. Традиционная для Анкары пропалестинская линия вписывается в логику стремления по сохранению и приумножению политических имиджевых активов. Реджепу Эрдогану и его сторонникам по Партии справедливости и развития (ПСР) важно продемонстрировать свою приверженность «палестинскому делу» для упрочения своих позиций внутри страны и восстановления доверия электората, которое, как показали итоги прошедших в марте с.г. муниципальных выборов, было значительно подорвано, в том числе, по причине успешно развернутой оппозицией кампании по освещению продолжающихся торговых контактов Турции с Израилем. 

Этим во многом объясняется и агрессивно-напористая риторика турецкого президента, адресованная государству Израиль и Бенджемину Нетаньяху лично, и введенный в начале апреля это года турецким Минторгом временный («до окончания боевых действий в Газе и создания условий для беспрепятственной доставки гуманитарной помощи» в палестинский анклав) запрет на экспорт в Израиль 54 категорий промышленных товаров, и приостановка «Турецкими авиалиниями» гражданских полетов в израильские города. В то же время ввиду наличия определенных наработок в торговой сфере сохраняется экономическая и финансовая заинтересованность турецкой правящей элиты в отношениях с Израилем. Так, через турецкий порт Джейхан в Израиль по-прежнему поступает азербайджанская нефть, которая удовлетворяет 60% израильского потребления. 

Несмотря на новые торговые ограничения турецкое правительство по сей день воздерживается от прямого упоминания экспорта автомобилей (в последние два десятилетия Турция закрепилась как один из крупнейших поставщиков данного вида продукции в Израиль). При этом, как полагают некоторые аналитики, ряд автомобильных заводов в Турции находится во владении бизнесменов, якобы связанных с правительством, что указывает на личную заинтересованность правящей элиты в продолжении таких контактов. Еще одним мотивом турецкого поведения в многосплетении ближневосточных событий выступает стремление играть роль посредника в палестино-израильском конфликте. В этой связи Реджеп Эрдоган, желает укрепить свои позиции внутри страны, а также утвердиться в качестве активного участника международного переговорного процесса. В целом же на данном этапе все выглядит так, что ближневосточная шахматная доска открывает для Турции  комплекс многовариантности ходов. Анкаре в определенной степени удается лавировать и продвигаться вперед, однако насколько долговечной окажется эта стратегия, покажет время.

Что касается Ирана то у двух стран сложные отношения. В разных вопросах они выступают и партнерами, и противниками. Иран долгое время ведет гибридную войну против Израиля, у Турции также сложились напряженные отношения с еврейским государством. Именно Тегеран пытается надавить на Анкару, чтобы Турция ужесточила свою позицию по Израилю  и оборвала с ним все торговые каналы. А вот по Сирии у стран абсолютно разные позиции.  Иран поддерживает правительство Асада, тогда как Турция оказывает помощь вооруженной оппозиции. И в тоже время Турция не поддерживает санкции против Ирана. Тегеран и Анкару объединяют схожие взгляды на курдскую проблему – никто из них не хочет создания курдской автономии в послевоенной Сирии и независимого курдского государства в Ираке. Об особых отношениях Турции и Иран говорит тот факт, что Тегеран заранее проинформировал Анкару о запланированной операции против Израиля, которая в итоге состоялась в ночь на 14 апреля.  После избрания Масуда Пезешкиана по корням азербайджанца и курда президентом Ирана Реджеп Эрдоган надеется значительно продвинуть отношения с Ираном и придать им особый статус.

Еще одна важная страна в Персидском заливе – Саудовская Аравия. Их отношения с Турцией долгое время  развивались от плохого к худшему. В тандеме  с ОАЭ они даже пытались изолировать Турцию на Ближнем Востоке, однако Анкара успешно сопротивлялась этим шагам. Затем появились предпосылки к сближении сторон. Сначала саудиты стали восстанавливать отношения с основным союзником Турции в регионе – с Катаром. А после того как Дональд Трамп проиграл президентские выборы альянс с США распался из-за того, что Джо Байден известный критикой и Саудовской Аравии и Турции начал налаживать отношения с Ираном. В этой ситуации наметился новый альянс – Анкара  — Эр Рияд.  Так Эрдоган намеревался прагматично поправить свои дела в экономике за счет инвестиций из Саудовской Аравии, рассчитывая на 50 млрд. долларов. И хотя операции Израиля в Газе затормозила движение в направлении возобновления дипотношений между двумя странами, однако  не прекратила взаимодействия по широкому кругу вопросов — от обмена развединформацией до крупных инвестиционных проектов.

Несмотря на историческое соперничество на Кавказе Турции, Ирана и России Анкаре удалось  утвердится  в качестве ключевого регионального игрока  на Южном Кавказе. Помощь, оказанная Азербайджану для решения карабахской проблемы, позволила Турции не просто узаконить свое военно-политическое присутствие в Азербайджане, но и получить контрольный пакет в сфере влияния на азербайджанское общество. Глубокие отношения выстраивает Турция с еще одной страной Южного Кавказа — Грузией. 

По итогам 2023 года Турция стала основным торговым партнером Грузии. Товарооборот между странами составил 1,4 млрд.долларов. Единственной страной, у которой с Турцией не складываются отношения – Армения. Хотя Турция  признала независимость Армении в 1991 году, но страны до сих пор не установили дипломатические отношения. Турция блокирует сухопутную границу: автомобильный и железнодорожный транспорт не ходит, грузы между странами перемещаются транзитом через Грузию. Одна из причин продолжительных споров — конфликт в Нагорном Карабахе, в котором Турция однозначно поддерживала Азербайджан. 

В ходе второй карабахской войны Анкара поставляла союзнику оружие и боеприпасы, турецкие инструкторы помогали азербайджанскому командованию планировать операции, турецкие наемники воевали на стороне Баку. Другая причина — дискуссии по поводу геноцида армян в Османской империи в годы Первой мировой войны. По разным оценкам, в результате депортации и истребления в 1915–1918 годах погибло до 1,5 млн. человек. Совсем недавно Реджеп Эрдоган заявил, что на Южном Кавказе устанавливается новый порядок и призвал премьер-министра Армении Никол Пашиняна отбросить беспочвенные воспоминания и сосредоточиться, как выразился Эрдоган, на создании начал «новой эры». 

Стоит отметить, что определенные подвижки на этом пути произошли еще в январе 2022-го, когда прошла первая встреча спецпредставителей по процессу нормализации отношений двух стран. Спецпредставитель Турции Сердар Кылыч и вице-спикер парламента Армении Рубен Рубинян договорились продолжились переговоры для нормализации отношений. А в  феврале 2023 года глава МИД Армении Арарат Мирзоян говорил о возможности открытия армяно-турецкой границы.

«Серединное государство» или зачем Турции БРИКС, ШОС и другие объединения?

Эрдоган не ограничивается региональной повесткой дня, он уже говорит о перестройке международной системы и о глобальных тенденциях. Современный этап развития системы международных отношений, формирование новых интеграционных форматов взаимодействия только способствуют расширению спектра дипломатической активности Турции. Противопоставление различных направлений внешней политики Анкары, попытки вписать сложную гамму ее международных интересов в узкие рамки выбора между движением на Запад или на Восток ошибочны.  

В идеологическом плане Турция не движется ни по одному из этих векторов. Она чувствует себя неким «срединным государством», соединяющим Восток и Запад и располагающим широким арсеналом «локальных» стратегий, которые она активизирует по мере создания благоприятной конъюнктуры на любом направлении. При этом с военно-политической и экономической точки зрения Турция тяготеет к западному блоку ввиду наличия определенных юридически обязывающих договоренностей и элементов торгово-финансовой зависимости. 

В то же время турецкое руководство, поставив перед собой стратегическую задачу укрепления глобальных позиций республики, стремится ориентироваться на тенденции, которые задают страны «незападного» мира, и пытается вписаться в них на правах заслуживающего доверия партнера. В этом контексте становится ясна размытость формулировок турецкой стороны по вопросу вступления в БРИКС и переменчивость высказываний о сближении с ЕС. Не вызывает сомнения, что в определенные моменты Анкара использует фактор БРИКС для усиления своих переговорных позиций в диалоге с Западом. Вместе с тем необходимо понимать, что для Турции эти два направления внешней политики не являются взаимоисключающими в принципе, и она глубоко заинтересована в параллельном развитии каждого из них. 

Таким образом, заявления турецких политиков об участии в формате БРИКС – это не отражение идеологических поисков «третьего пути», а осознанная часть цели Анкары по достижению относительной автономии на внешнеполитическом треке. Что же Турция хочет от БРИКС? Нехитрый анализ показывает, что БРИКС постепенно увеличивают свою долю в общем товарообороте Турции: из девяти стран-членов четыре (Россия, Китай, Египет и ОАЭ) входят в топ-20 партнеров Анкары по объемам экспорта, еще две страны — Иран и Саудовская Аравия (которая пока не присоединилась официально), уступают ненамного. В импорте лидирующие позиции также занимают Россия и Китай, чуть ниже в рейтинге — ОАЭ, Индия и Бразилия (около 32% от общего объема). 

В 2024 году из-за постоянного давления Вашингтона товарооборот с Россией стремительно сокращается, в то время как зависимость сохраняется — преимущественно за счет энергоносителей, а также продукции сталелитейной промышленности и агропромышленного комплекса. Западные партнеры предлагают свои альтернативы, однако не могут в полной мере удовлетворить спрос, растущий на фоне увеличения доли промышленности в ВВП страны (в 2022 г. —31,29%) и инфляции, да и стоят значительно дороже.

БРИКС после включения в него ОАЭ, Египта, Ирана и Эфиопии стало многомерным объединением, каждая из стран-участниц представляет для Анкары особый интерес, речь идет не только об импорте и экспорте. Отношения Турции с Египтом только начинают налаживаться, площадка БРИКС могла бы способствовать дальнейшему сближению. Эфиопия — перспективный рынок для турецкой продукции. Экспорт пока не достиг заявленной цели в 1 млрд долл., но Аддис-Абеба уже является постоянным покупателем турецкого военпрома: в 2024 году Эфиопия приобрела несколько боевых беспилотников Bayraktar Akıncı; по некоторым данным, БПЛА Bayraktar TB-2 использовались при отражении атак мятежников на войска эфиопского правительства в ходе войны в Тыграе. При этом объем турецких инвестиций в эту страну уступает только китайским (более 2млрд. долл.). 

Объединенные Арабские Эмираты не только добывают энергоресурсы, но и активно инвестируют в сферу туризма и высоких технологий. Некогда конкуренты с недавних пор вышли на тропу мирного сосуществования, что благоприятно отразилось на притоке капитала в Турцию. Привлечение инвестиций —  достаточно чувствительный вопрос  для турецкий экономики, зависимой от иностранного капитала. Непопулярная фискальная политика Эрдогана привела к значительному  оттоку европейских финансов. И хотя доминирующим источником иностранного капитала в Турции традиционно являются страны ЕС, однако со смещением экономического полюса все дальше на Восток Анкара стремится развивать отношения и с новыми финансовыми центрами, в частности, с Китаем. 

Результаты на сегодняшний день крайне скромные: с 2013 по 2022 году Пекин выделил всего 1,31% от общего объема инвестиций в рамках инициативы «Один пояс, один путь». Достижением турецкой дипломатии стало недавнее соглашение с китайской «BYD», в соответствии с которым компания выделит 1 млрд долл. на строительство завода по производству электромобилей. Между тем Турция все еще надеется на участие в китайских проектах в качестве подрядчика, особенно в Средиземноморье, а также на реализацию в полной мере потенциала Транскаспийского международного транспортного коридора, для чего потребуются немалые финансовые (по оценкам  Европейского банка реконструкции и развития — порядка 18,5 млрд долл.) и технологические ресурсы, чего у Анкары нет. В отличие от Европейского союза, БРИКС — это не общий рынок, и едва ли им станет. Но точно можно сказать, что рынки стран станут куда более заметными друг для друга, что может существенно расширить экспортный потенциал Турции. Сегодня Турция может нуждаться в БРИКС в вопросах финансов и технологий, но что Анкара может дать объединению — вопрос открытый.

Кроме того, как отмечают эксперты, важной движущей силой являются региональные и глобальные геополитические устремления Турции. В этом отношении БРИКС рассматривается как дополнительный международный инструмент, который согласуется с целью Турции по установлению «более стабильного и инклюзивного международного порядка» особенно в то время, когда легитимность ООН и других глобальных институтов все больше ставится под сомнение. У сторонников членства Турции в БРИКС распространен также аргумент о том, что сближение с данным интеграционным объединением могло бы помочь Анкаре на фоне нестабильных отношений с западными державами, обеспечив поддержку и систему выгодных действующих связей в рамках перспективного альянса.

В своем недавнем выступлении Эрдоган заявил, что Турция «не собирается повернуться спиной к Востоку ради Запада и пренебрегать Западом ради Востока», сформулировав тем самым послание партнерам — и действующим, и перспективным. Однако можно предположить, что турецкое правительство не будет излишне форсировать события, поскольку для Турции чрезвычайно выгоден сам процесс переговоров, позволяющий ей реализовывать свою «многомерную» политическую стратегию.  

Еще в 2022 году на саммите Шанхайской организации сотрудничества в Самарканде Эрдоган в своем стиле эпатировал международное сообщество тем, что заявил, что Турция хочет стать членом ШОС – организации, которая в своем уставе определила сдерживание сферы влияния НАТО, как один из пунктов своей политики. Через два года уже на юбилейном саммите НАТО Эрдоган  вновь шокировал партнеров по альянсу, повторив свои слова: «Целью Турции, которая сейчас имеет статус наблюдателя в ШОС, является полноправное членство в организации. Теперь она должна присоединиться к «шанхайской пятерке».

Любопытная деталь. Отвечая на высказывание Эрдогана о перспективах полноценного членства в ШОС, пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков отметил: существуют «определенные противоречия, связанные с обязательствами и с позицией Турции как члена НАТО и мировоззрением, которое закреплено в основополагающих документах Шанхайской организации сотрудничества». Возможно, Эрдогану дали понять, что усидеть на двух стульях, не получиться.  А возможно —  игра, где Россия на площадке ШОС  четко очерчивает свою территорию и дает понять это Эрдогану. 

На «полях» Саммита ШОС состоялся  ряд важных  контактов Реджепа Тайип Эрдогана на высшем уровне: достаточно обстоятельной получилась беседа с председателем КНР Си Цзиньпином, закреплены договоренности в области безопасности в трехстороннем формате с главами Азербайджана и Пакистана, проведены переговоры с лидерами Монголии, Беларуси, Катара. Все это, как представляется, подтверждает тот факт, что Анкара рассматривает ШОС как важную региональную платформу для обозначения своих инициатив и  укрепления диалога со странами «не-Запада», где турецкий голос может быть услышан.

Но и наконец, именно на саммите ШОС в Астане у Эрдогана состоялась встреча с президентом России Владимиром Путиным. Они не встречались с тех пор, как при содействии президента Турции на Украину вернулись командиры батальона «Азов», которые до конца боевых действий, как договаривались Россия, Украина и Турция, должны были находиться на территории последней. В этом, скорее всего, и кроется причина того, почему Путин уклоняется от визитов к Эрдогану. По той подготовительной работе, которая была проведена Турцией, было видно, что  турецкий президент готовился к этой встрече серьезно, пытаясь своими инициативами «размягчить» сердце Путина. Это и объявление Турцией о своей заинтересованности в БРИКС, инициатива создания энергетической сети ШОС с турецким участием, обозначенная готовность Анкары к установлению дипломатических отношений с Дамаском, утверждения турецких политиков о контрпродуктивности проведения Саммита в Швейцарии по Украине без участия России и прочих. 

В конечном итоге по результатам переговоров двух лидеров в Астане как таковых прорывных решений принято не было, поскольку многие инициативы по-прежнему оттеняются разногласиями и практическими сложностями. Так по  украинскому кейсу, несмотря на приверженность обеих столиц переговорному процессу, готовность Турции выступить «миротворцем» не нашла согласия у российской стороны, считающей, что «украинский конфликт нельзя завершить через посредников».  

Важно отметить, что позиция Турции по Украине давно стала раздражителем для Кремля. В июне на полях Петербургского Международного Экономического Форума (ПМЭФ) Путин упрекнул Анкару в военной помощи Киеву и возмутился тем, что турецкие власти все активнее сотрудничают с западными финансовыми институтами, от которых получают инвестиции и кредиты. В Турции на критику Путина официально не отреагировали, однако  глава турецкого МИДа Хакан Фидан принял участие в мероприятии, которое Кремль называл  не иначе как «абсурдным сборищем». Анкара в итоге оказалась в числе подписантов финальной декларации саммита — в отличие, например, от Индии, ЮАР или ОАЭ. 

Охлаждение двухсторонних отношений происходит не только по отдельным политическим трекам, но и в экономическом сотрудничестве. С 1 января турецкие банки перестали   осуществлять денежные переводы из России из-за угрозы американских санкций. Это произошло после того, как президент США Джо Байден издал  указ, согласно которому иностранные банки могут лишиться доступа к финансовой системе США, если будут вести бизнес с российским оборонно-промышленным комплексом. Несмотря на периодические заверения Анкары и Москвы о том, что проблема решается, никаких изменений не произошло. Как следствие, объемы российско-турецкой торговли неуклонно снижаются. Так, в феврале турецкий экспорт в Россию упал на 33% по сравнению с тем же месяцем 2023-го, а в апреле Китай обогнал РФ в качестве ключевого поставщика товаров и услуг на турецкий рынок. Очевидно, в Москве ожидают большего от Анкары и по вопросу строительства газового хаба — мегапроекта, который нужен для перенаправления экспорта российского газа из-за потери прямого доступа на большую часть европейского рынка. Турецкие власти не устают заверять, что планы вскоре будет реализованы, но пока они по-прежнему остаются лишь на бумаге.

В отличие от ШОС, где первую скрипку играют Россия и Китай, Саммит Организации тюркских государств (ОТГ), который прошел в Шуше по замечанию некоторых зарубежных обозревателей, стал еще одним кирпичиком в архитектуру многосторонних связей Турции на пространстве Центральной Азии. Продвигая идею многомерного сотрудничества, базирующегося на принципах единства тюркской культуры, Анкара предлагает странам региона различные форматы взаимодействия, предполагающие сопряжение ресурсов, капиталов, услуг, технологий и др. На данном мероприятии в июле, где Турцию представляли вице-президент Дж. Йылмаз и министр иностранных дел Х. Фидан, особое внимание уделялось инфраструктурным проектам, транспорту и логистике. На фоне майской новости об учреждении Тюркского инвестиционного фонда с первоначальным капиталом в полмиллиарда долларов решения по обсуждаемым вопросам, вероятно, не просто останутся в тексте финальной Карабахской декларации, но и перейдут в разряд практических шагов. 

В этой смеси союзов уследить за всеми экономическими, военными и культурными претензиями Турции очень сложно. Анкара очень хорошо знает, из какого форума какую выгоду можно извлечь. Разнообразие союзов позволяет президенту Турции выбрать из внешнеполитического меню те «блюда», которые отвечают текущим потребностям. В этом, как говориться, весь Эрдоган и его кружевная внешняя политика.